Действие первое
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Хасан, 38 лет, художник
Валентина, 40 лет, бывшая его жена, школьная учительница истории
Юля, 12 лет, их дочь, ученица 6-го класса
Ольга, 36 лет, сестра Валентины, инженер
Сергей, 23 лет, двоюродный брат Валентины, медбрат
Виктор, 37 лет, фотограф, сосед по лестничной площадке
Светлана, 36 лет, продавец в булочной, соседка этажом ниже
Александр, 36 лет, брат Светланы и товарищ Хасана, писатель
Вадим, 39 лет, предприниматель.
События, переживания происходят в одной из московских квартир майской весной 1996 года.
Комната Хасана. Старый диван, несколько стульев. Письменный стол, на котором книги и ваза с кистями для рисования. У окна мольберт с незаконченной пастельно-акварельной картиной «Крупный майский жук среди желтых одуванчиков». Другие картины, этюды Хасана на стенах: «Стрекоза и незабудки», «Крапива и лопухи», «Воробей и сосульки» и т. п. Еще на стене — старый коврик: «Лиса и Журавль возле кувшина» (из русской народной сказки). Печальный Хасан стоит с кистью и палитрой перед мольбертом. Перед ним рассерженная Валентина. Солнечный вечер.
Валентин. Хасанчик, мы с мамой пустили тебя сюда...
Хасан. Валя, ну это же родная моя квартира... Когда в детстве болел с температурой, подолгу смотрел, закутавшись в одеяло, на этих Лису и Журавля… Старинная мебель покойных моих родителей стоит в ваших с тёщей комнатах. Высокие потолки, художественная лепка — это же всё мое родное, с самого детства.
Валентин. Пожалуйста, не попрекай нас своим жалким голосом. Мама и так меня замучила: лучше б ты училась не в Москве, а дома, в Тамбове. Там бы мы сейчас и жили в спокойствии и богатстве. И квартира была б не меньше. В Тамбове за мной ухаживал Степан, теперь он банкир. Господи, зачем мы с тобой встретились здесь двадцать лет назад и так спешно поженились! Зачем мне эта шумная Москва! Из-за тебя состарилась раньше времени. А сколько лет жизни ты взял у мамы! Она уж совсем плоха, с одышкой.
Хасан.И мои родители умерли. Некому теперь защитить меня от вас.
Валентин. Когда ты здесь, бедная моя мама прячется куда-нибудь, чтобы поменьше дышать с тобою, обманщиком, одним воздухом, меньше чувствовать твое поле. Вон, включила у себя телевизор на полную громкость, чтоб твою дурную энергию им перебить. Не забывай, что с нами живет твоя, наша дочь. Мы должны защищать ее от тебя, а то ведь испоганишь еще и Юлечкину жизнь.
Хасан. Но в чём, в чём виноват я перед вами? Почему обманщик? Кого обманул?
Валентина. Да, мы знаем, ты болен, вон — лечишься творчеством и принимаешь какие-то таблетки от диспансера, но ведь ты еще и хулиган.
Пауза.
Давай поскорее, Хасанчик, договоримся с тобою об одном деле. А то Юлечка услышит, и Оля наша приехала. Еще будут сегодня гости. Итак, на кладбище невыносимо тесно, купить лоскуток земли для могилы невозможно. Ты даешь нам место в кладбищенской ограде, где лежат твой дед, прадед и твои родители... Кстати, Юле будет близко, удобно в свое время навещать там и бабушку, и меня. Мы же обещаем за это по-доброму относиться к тебе, когда будешь приходить сюда к Юле.
Хасан. А нельзя мне за это остаться жить в своей комнате? Обещаю быть тихим, покладистым соседом.
Валентина. Нет, Хасан, ты будешь приходить сюда к Юле раз в месяц на час-другой и на весь вечер, если у нас гости.
Хасан. За час-другой ничего же не успею нарисовать. И не могу так редко видеть Юлю. Снова поджидать ее где-то на улице, прячась от вас?.. Комната моя ведь все равно пустует, как запертый музей детства.
Валентина. Нет, Хасанчик, иначе нельзя. А то будешь выходить на кухню заваривать чай, что-то себе готовить... Мама этого не перенесет, умрет тут же. Многие думают, что ты еще мой муж, и потому, пожалуйста, слушайся меня.
Хасан. Я буду обедать тут недалеко, в дешевой столовой, буду тихо-тихо ходить...
Валентина. Нет, ты все-таки чужой, неприятный нам человек, загрязнившийся всякими несчастными, жалостливыми к тебе одинокими, спившимися старухами, у которых, мы знаем, по очереди подолгу живешь.
Хасан. Но где же мне было жить все эти четыре года, что вы меня выгнали? Я не могу у этих старушек, в чужих стенах, рисовать настоящее, одухотворенное, а только всякую банальщину для продажи на улице. И потом если я, в самом деле, грязный мерзавец, какой-то там обманщик, то как же вам будет лежать со мной в одной кладбищенской ограде?
Валентина. Мы там хотя бы не будем видеть твою страдальческую рожу, потому что все тогда будем смотреть вверх. Советую тебе подумать до конца сегодняшнего вечера. Иначе будет поздно. В моей жизни возможны перемены.
Хасан. Валя, за что так ненавидишь меня? Почему я обманщик?
Валентина. Ты художник, но не понимаешь, что настоящей женщине мало хлеба, каши и чая. Я ведь недурна собою, а одета, как нищенка, хуже нашей учительницы географии. Кто должен обеспечить женщину, свою семью яркой полнокровной жизнью? Боже мой, это же так элементарно! За твоих жуков и стрекоз (показывает картины на стенах) тебе дают смешные гроши. Кому эти насекомые в крапиве нужны? Только Юльке. Наконец, я живая женщина. Я хочу получить свое удовольствие в жизни не только с учителем физкультуры, украдкой. (Плачет.) У нас нет даже порядочного пылесоса, который только в себя всасывал бы пыль, а не назад выплевывал. Юлечка худая, бледно-серая от неполноценного питания. Ты же только жаловался на всякие свои болячки, в истерики впадал.
Хасан. Но и ты бог знает что кричала мне. И тоже тряслась.
Валентина. Я женщина. А ты вялый, тоскливый судак, на диване валяешься. И еще все пытался наши отношения выяснять в духе достоевщины, тьфу! Понимаешь хоть, что ты меня, несмышленую студентку, вылупившую глаза на столичного художника, надул? Художник... Счастье, если пригласят овощной магазин огурцами и тыквами расписать.
Хасан. Вы с тещей столько лет не гнушались нашей бедности… С тёщиными продуктовыми заказами по праздникам.
Валентина. Ну да, мама бывший партийный работник. Что тут такого! А я тоже преподавала историю. Но жизнь-то переменилась. Мама на пенсии. Я теперь преподаю историю наоборот. А ты к новой жизни приспособиться не сумел. Чего же ты от меня хочешь? Мужчина должен быть мастер любви и добытчик, практик. А ты даже оплату за квартиру толком не можешь рассчитать. Да еще дико орешь, заворачиваешься в ковер в своих истериках.
Хасан. Я же предупреждал перед женитьбой, что быстро устаю, рассеян, тревожен, и о психиатрическом диспансере сказал. И о том, как выставку моих картин в старое время запретили в кинотеатре за пессимизм. Стараюсь яркими красками отодвинуть, прогнать тоску-тревогу, а она все равно пролезает и в сердце, и в картины.
Пауза.
Прости, Валя, что я тебя тогда, в декабре, ударил.
Валентина. Есть совсем сумасшедшие художники, но картины их стоят бешеные деньги! Женщине необходимо стабильное счастье в богатстве, в утонченной захватывающей чувственности, и чтобы не спешить в это время куда-то на работу. Смог ты мне это дать? Нет. Значит, обманул, обманул на всю мою несчастную жизнь. Я, конечно, ищу человека, но зачем я богатому, яркому мужчине в мои сорок лет? К нему трепетные девушки прибегут. (Задумчиво.) Вот если только опять какой-нибудь чокнутый, но хоть богатый на этот раз... (Уходит.)
Хасан опускается на стул, закрывает лицо руками. Плечи его вздрагивают, потом трясутся. Хасан начинает зловеще выть. Вбегает Юля, обнимает отца.
Юля. Папочка, не надо! Милый, хороший, успокойся! (Гладит его. Хасан сразу успокаивается.) Спасибо тебе за клубнику. Мы порисуем ее красками, да? Ты чудесный. Бабушка и мама тоже хорошие, но они не понимают, что тебе, как и мне, тоже ничего не нужно, кроме каши с чаем и еще — красками рисовать.
Хасан. Это сейчас так, Юлечка. А завтра захочется ананас и рафаэллу. Я ведь, в самом деле, ужасный. Помнишь, какая ярость на меня накатывала, когда вместе жили? Как бабушку обижал? Как маму ударил? Даже милицию вызывали. Но сегодня сдержался. Правда, вот, заплакал. Я утром побольше таблеток принял, чтобы сдержаться. И ты мне помогла. И еще лужайка наша под окном вспомнилась — тоже легче, светлее стало. Вспомнились липы, клены, крапива, лопухи. Там так тихо, хорошо с живой природой, с ее внутренним, затаенным согласием, с ее красочной добротой. Скоро там зацветет красный клевер и вдруг затрещит соловей в кустах желтой акации, как прошлой весной... Ругаюсь, дерусь, и в то же время такой я растерянный-беспомощный в этой жизни. Робею на улице или в салоне лишний рубль за свою картину попросить. Только бы ты была покрепче меня! Я виноват перед тобою, за то, что мало тебя люблю. То есть для себя много, а для тебя мало, без настоящих подарков.
Юля (гладит отца, целует в голову, рассматривает картины на стенах). Папа, а как вот так нарисовать майского жука, чтоб слышно было, как он жужжит. И как нарисовать крапиву, чтоб чувствовалось, что она сердитая и кусает?
Занавес