Ульянов (Ленин) Владимир Ильич (А. В. Шувалов)

УЛЬЯНОВ (ЛЕНИН) ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ (1870–1924), выдающийся политический деятель; в 1897 г. выслан на 3 года в Сибирь; с 1907 по 1917 гг. в эмиграции. Председатель Совета народных комиссаров; с декабря 1922 г. не участвовал в политической деятельности.

 

НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ

 

«Первая трагедия России — рождение Ленина; вторая — его смерть».

Уинстон Черчилль

 

(Допускается вероятность инцеста у деда по линии отца) «Не этим ли объясняются некоторые характерные признаки вырождения: облысение в 23 года, периодические приступы нервной (мозговой, как оказалось впоследствии) болезни, патологическая агрессивность у «гениального» внука? Наиболее выраженная наследственность шла как раз по линии отца: раннее облысение у того и у другого, одинаковая картавость (отец и сын картавили один к одному, а много ли вы встречали грассирующих калмыков?). ...многие его предки по отцовско-дедовской линии кончали в сумасшедших домах» (Солоухин, 1992: 34, 186).

«…прадед Ленина, Мойша Ицкович Бланк, был психически больным человеком. А ведь известно, что гены передаются» (Гусляров, 2004: 21).

«…происхождение Ленина в значительной мере объясняет его индивидуальность, даёт возможность понять, как удалось состояться столь титанической и грозной личности… В нём текла кровь немца, шведа, чуваша. В нём не было ни капли русской крови» (Пейн, 2003: 34, 44).

«У этого мемзера было 6 братьев и сестёр. То, что все они выродки, видно хотя бы по тому, что все они были бездетные... Единственным порядочным человеком из этих 6 выродков был брат Ленина Дмитрий. В революцию он не лез и работал врачом, за что Ленин называл его «обыкновенным дураком»... В конце 30-х годов брат ЛенинаДмитрий помешался, стал полусумасшедшим с парализованными ногами. Он содержался в заключении в специальном доме в Горках-Ленинских, где раньше умер Ленин. Там же в 1943 году в возрасте 69 лет умер и его брат Дмитрий, полностью сумасшедший и парализованный» (Климов, 1994: 352).

«…брат матери Ленина в 19 лет покончил жизнь самоубийством» (Степанян, 2005: 79).

 

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЛИЧНОСТИ

 

«...Этот самый

человечный

человек».

В. В. Маяковский. «Ленин»

 

«…Владимир был непослушный, своевольный, шумливый, вспыльчивый. Он поздно научился ходить и часто падал. Упав, он плакал и кричал во всё горло. Владимир был подвержен вспышкам ярости, которые часто заканчивались злобной выходкой. Его сестра Анна вспоминала, что он любил ломать игрушки» (Пейн, 2003: 47).

«Он ломал игрушки и вещи намного чаще, чем остальные дети… В его характере всегда было что-то злое. Он прекрасно ладил с младшим братом Митей, но часто доводил его до слёз» (Сервис, 2002: 46, 49).

«Ему было немногим больше двадцати, а сослуживцы по революции уже прозвали его Стариком... Биографов озадачивает отшельническая и, я бы сказал, вполне мавзолейная замкнутость нашего героя — ни одного друга за все детские годы. А потом? «Скрытный, невнимательный и даже невежливый», — аттестует исключённого студента В. Ульянова ректор Казанского университета... Была, была в нём роковая анатомическая ущербность, асимметрия: сморщенная половина мозга, чуть приметное косоглазие; по близорукости он постоянно щурил один глаз...» (Вайскопф, 1991: 35).

(Описание 25-летнего Ленина А. Н. Потресовым[1] ) «...был молод только по паспорту. На глаз же ему можно было дать никак не меньше сорока — тридцати пяти лет. Поблекшее лицо, лысина во всю голову, оставлявшая лишь скудную растительность на висках, редкая рыжеватая бородка...».  

(Воспоминание студенческого товарища Александра Ульянова В. В. Водовозова) «…после посещения семьи Ульяновых обнаружилось, что близко сойтись с Владимиром он ни в коем случае не может. Его возмущала невыносимая полемическая грубость Ульянова, его безграничная самоуверенность, самомнение, разжигаемое тем, что (уже тогда!) в семье его считали «гением», а окружающие видели в нём непререкаемый авторитет» (Волкогонов, 1994a: 39, 55).

«Обширный материал для «Развития капитализма в России» был собран в тюрьме. Владимир Ильич спешил с этим. Раз, когда к концу сидения я сообщила ему, что дело, по слухам, скоро оканчивается, он воскликнул: «Рано, я не успел ещё материал весь собрать»» (Ульянова-Елизарова, 1989: 50).

«Возможно, Крупская никогда бы не вышла замуж за Ленина, если бы он не оказался в тюрьме. Должен же был кто-то носить ему передачи. Ходить на свидания. Всем известно, что этим занимались так называемые «невесты». Очень часто за неимением настоящих «невест» были «подсадные». Вот и Крупская стала такой «невестой», но выполняла свои обязанности настолько старательно, что Ильичу это запало в душу. Он понял, что это оптимальный вариант и лучшей невесты ему не найти» (Краскова, 1999: 27–28).

«После перенесённого в 25 лет воспаления лёгких Ленин так никогда здоровым человеком и не был. ...Ленина, по требованию остальных врачей, лечили сальварсаном, что больной, однако, плохо переносил и реагировал эпилептическими приступами... Всеми игнорировалась его бездетность; и до сих пор никого не удивляет отсутствие микроскопического анализа гениталий Ленина. Возможность смешанной инфекции (сифилис плюс гонорея) и связанная с этим бесплодность с успехом избежали любых дискуссий, и ни одна из биографий Ленина на данный факт не ссылается» (Гессе, 1997: 83–84).

(1904 г.) «Он нуждался в отдыхе: у него был расстроен сон, его донимала крапивница, мучили длительные приступы депрессии. Бывали дни, когда он совершенно не мог работать, но как только силы возвращались к нему, работал без перерыва все двадцать четыре часа в сутки» (Пейн, 2003: 190).

«Всё мышление его было империалистическим, деспотическим. С этим связана прямолинейность, узость его миросозерцания, сосредоточенность на одном, бедность и аскетичность мысли, элементарность лозунгов, обращённых к воле. ...исключительная одержимость одной идеей привела к страшному сужению сознания и к нравственному перерождению, к допущению совершенно безнравственных средств в борьбе» (Бердяев, 1990: 96–97).

«К Богу у Ленина была необъяснимая, бешеная ненависть, не имеющая ничего общего с холодным атеистическим отрицанием» (Быков, 2008: 180).

 «Неприятна была не его резкость. Было нечто большее, чем необыкновенная резкость, какого-то рода издёвка, частью намеренная, а частью неудержимо стихийная, прорывавшаяся из самых глубин его существа, в том, как Ленин относился к людям, на которых он смотрел как на своих противников... В своём отношении к людям Ленин подлинно источал холод, презрение и жестокость. Мне было ясно даже тогда, что в этих неприятных, даже отталкивающих свойствах Ленина был залог его силы как политического деятеля: он всегда видел перед собой только ту цель, к которой шёл твёрдо и непреклонно... Резкость и жестокость Ленина... была психологически неразрывно связана, и инстинктивно и сознательно, с его неукротимым властолюбием... В соответствии с преобладающей чертой в характере Ленина я сейчас же заметил, что его главной установкой — употребляя популярный ныне немецкий психологический термин Einstellung — была ненависть» (Струве, 1991: 219).

«Одно бесспорно: Ленин умел ненавидеть сильнее, чем любить. Благодаря ему возник особый стиль партийной публицистики и полемики — беспощадной, уничтожающей, унижающей, оскорбляющей, циничной» (Волкогонов, 1994b: 462).

(Из выступления Г. В. Плеханова в 1914 г.) «Главная причина непримиримости Ленина заключается в том, что он не желает выпустить из своих рук партийных денег, часть которых им была захвачена воровским способом» (Арутюнов, 1999: 534).

«Ленин был бурный, страстный и пристрастный человек. Его разговоры, речи во время прогулок о Бунде, Акимове, Аксельроде, Мартове, борьбе на съезде, где, по его признанию, он «бешено хлопал дверьми», были злой, ругательской, не стесняющейся в выражениях полемикой. Он буквально исходил желчью, говоря о меньшевиках... Это состояния ража, бешенства, неистовства, крайнего нервного напряжения и следующее за ним состояние изнеможения, упадка сил, явного увядания и депрессии. Всё, что позднее, после смерти Ленина, удалось узнать и собрать о нём, с полной неоспоримостью показывает, что именно эти перемежающиеся состояния были характерными чертами его психологической структуры... Грандиозные затраты энергии, требуемые каждой затеваемой Лениным кампанией, вызывая самопогоняние и беспощадное погоняние, подхлёстывание других, его изнуряли, опустошали... После взлёта или целого ряда взлётов ража начиналось падение энергии, наступала психическая реакция, атония, упадок сил, сбивающая с ног усталость. Ленин переставал есть и спать. Мучили головные боли. Лицо делалось буро-жёлтым, даже чернело, маленькие острые монгольские глаза потухали... Спасаясь от тяжкой депрессии, Ленин убегал отдохнуть в какое-нибудь тихое, безлюдное место...» (Валентинов, 1992: 42–43, 46).

«Тип личности: экстравертированный шизотимик» (Батов, 1996: 25).

 

ОСОБЕННОСТИ ПРАВЛЕНИЯ

«Этот воспетый Оскаром Фогтом «гигант мысли», по свидетельству Крупской и его бывших товарищей (Валентинова, Потресова), страдал головной болью и бессонницей, впадал в нарколептическое состояние и депрессивные кризисы; случались названные Крупской «яростными» маниакальные приступы, которые, наряду с другими факторами и определяли раскол русской социал-демократии» (Гессе, 1997: 83).

«Об «Апрельских тезисах» Ленина и о том, что тот писал позднее, Плеханов говорил как о «бреде». Он неоднократно повторял это слово. «Бред, только бакунинский бред, способный находить отклик лишь в очень невежественной среде»» (Валентинов, 1991: 189).

(Ленин говорил) «Меня часто обвиняют в том, что я нашу революцию произвёл на немецкие деньги; я этого не оспаривал и не оспариваю, но зато на русские деньги я сделаю такую же революцию в Германии» (Гусляров, 2004: 317).

«В октябре 1917 мало кто отпускал Октябрю долгий срок жизни; его измеряли неделями, редко месяцами. Сам Ленин ожидал, что не сегодня-завтра «выкатят нас на тачке»» (Вишняк, 1957: 261).

(Письмо Ленина — Л. Б. Каменеву от 20.02.1922 г.) «По-моему, надо не только проповедовать: «учись у немцев, паршивая российская коммунистическая обломовщина!», но и брать в учителя немцев» (Гусляров, 2004: 398).

«До конца своих дней он оставался человеком привычки. Власть не изменила его. Ведь он пользовался ею большую часть своей зрелой жизни… Слово «расстрелять» стало для него таким привычным, что почти потеряло своей смысл. Расстрелять всех или таких-то — было для него всё равно, что отдать распоряжение перебить мух. Сам он до ужаса боялся смерти, процесса тления, причём настолько, что не велел ставить цветы в своём кабинете — не хотел видеть их увядания. Но смерть абстрактная, где-то далеко, на другом конце телеграфных проводов могла его даже порадовать. Он так лихо выводил «расстрелять и выслать», не задумываясь над тем, что получалась бессмыслица: кого выслать? Расстрелянных? Но главное, что вызывает у нас особое омерзение, когда мы читаем его смертоносные телеграммы, — это их хамский тон» (Пейн, 2003: 480, 492–493).

«Мы, видимо, никогда доподлинно не узнаем, в какой степени болезнь наложила свой отпечаток на многие решения Ленина. Он, как мы знаем, был способен на жестокие решения и раньше. Вспомним его директивы и распоряжения о расстрелах, повешениях в 1918 году. Внимательный анализ ситуаций, в которых принимались эти беспощадные решения, показывает: чем была выше нервная перегрузка лидера большевиков, тем радикальнее и беспощаднее были его решения. Власть — огромная, бесконтрольная, необъятная — усугубила болезненно-патологические проявления в психике Ленина» (Волкогонов, 1994b: 327).

«...плох тот революционер, который в момент острой борьбы останавливается перед незыблемостью закона» (Ленин, 1967: 504).

 

К ВОПРОСУ О ПСИХИЧЕСКОМ ЗАБОЛЕВАНИИ

«…во время второй поездки (эмиграции) 16 июля 1900 года Ленин имел при себе адреса проживающих в Лейпциге врачей-невропатологов и психиатров…» (Арутюнов, 1999: 503).

«В первые годы после революции настроение у Владимира Ильича было постоянно «повышенным», он был всегда весел, много смеялся... Скорее всего, смех вождя был часто неадекватным, настроение носило немотивированный эйфорический характер. С 1921 г. веселье стало покидать Ленина, настроение начало снижаться, у него нарастают бессонница, раздражительность, злоба, головные боли, падение трудоспособности, приступы онемения правых конечностей... Расцвет заболевания начинается с марта 1922 г., когда появились эпилептиформные припадки с потерей сознания, падениями, судорогами, с последующими нарушениями речи... После третьего инсульта, последовавшего 10 марта 1923 г., Владимир Ильич превратился в немощного, слабоумного, нуждающегося в постоянном уходе человека, лишившегося речи и способности самостоятельно передвигаться. В этом периоде у него наблюдались эпизоды психомоторного возбуждения, галлюцинации. Он страдал от бессонницы, головных болей, утратил аппетит... Ленинское недоверие к соотечественникам, мысли о том, что его могут отравить, в сочетании с «грустью» позволяют уверенно предположить, что у него были явления тревожно-депрессивного синдрома со сверхценными, бредоподобными и, не исключено, даже бредовыми идеями отравления. При обширных и массивных поражениях головного мозга, имевшихся у Ильича, это было вполне естественно... Скорее всего, гениальность Владимира Ильича была результатом повышенной психической активности, длительного интеллектуального возбуждения и резкого повышения воли вследствие давно уже развившегося распространённого атеросклероза сосудов мозга «неясной» этиологии... Диагноз болезни В. И. Ленина — органическое специфическое поражение центральной нервной системы люэтической этиологии в форме прогрессивного паралича, смешанная форма» (Новакович, 1992: 12).

«В статье от 1927 г. «Некоторые черты характера В. И. Ленина во время болезни» В. П. Осипов[2] многократно описывает случаи ленинского гнева, возбуждения и т. д... В «Красной летописи» (Осипов, 1927: 243) Осипов упомянул о лекарствах, которыми пользовали больного: хинин и иодистые препараты. В его же статье того же года «О лечении прогрессивного паралича» излагается вошедший в начале 20-х годов в моду следующий метод лечения прогрессивного паралича: больному прививали малярию, приступы купировали хинином, на разных стадиях лечения, помимо ртутных и арсенобензольных препаратов, использовали и иодистые. «Догадливый» читатель сопоставляет две близкие по времени выхода работы Осипова, лукаво учитывая при этом, что в воспоминаниях о Ленине указания на арсенобензольные и ртутные препараты быть не могло — это было бы слишком прямолинейно. Создаётся ощущение, что своими воспоминаниями Осипов как бы задался целью подкрепить частным случаем — болезнью Ленина — представленную в его научных работах картину прогрессивного паралича. Осипов выделяет три формы этой болезни с нарастающими признаками слабоумия: дементную, депрессивную и экспансивную с подтипом «ажитированная форма». Похоже, что именно этот подтип и представлен в его воспоминаниях» (Петренко, 1990: 201).

«Серологические и ликворологические исследования позволили исключить нейросифилис у В. И. Ленина. Окончательно этот диагноз был исключён профессором О. Фогтом[3] из Германии, который проводил вскрытие тела Ленина и исследовал гистологически мозг. О. Фогт и в публикациях, и в приватных беседах отрицал специфическое поражение мозга у Владимира Ильича, главной причиной болезни считая атеросклероз» (Прохоренков, 1992: 12).

«Особенно отмечается тот факт, что в медицинской карточке вождя нет анализов крови, хотя известно, что делались они регулярно. Казалось бы, именно они могли бы раз и навсегда опровергнуть заключение о сифилисе, раз официальная история клянётся-божится спазмами… И ещё одно доказательство: есть приказ народного комиссара здравоохранения, в котором от главного патологоанатома требуется написать доказательство, противоречащее венерической гипотезе» (http://www.utro.ru/articles/2004/07/19/331032.shtml).

«Болезнь и в самом деле носила необычный характер. Параличи и парезы то правой руки или правой ноги, то той и другой одновременно повторялись в дальнейшем многократно и быстро исчезали. Головные боли были также периодическими и без какой-либо одной определённой локализации. У Ленина изменился почерк — он стал мелким, бросались в глаза трудность выполнения простых арифметических задач, утрата способности к запоминанию, но, что самое поразительное, полностью, до последней финальной стадии, сохранялся профессиональный интеллект. Для тяжёлого атеросклероза многое было нетипичным... Больному были поставлены три неверных диагноза, в соответствии с которыми и лечили его неверно: неврастения (переутомление), хроническое отравление свинцом и сифилис мозга... Что касается эпилепсии, точнее, малых припадков, наблюдавшихся во время болезни В. И. Ленина, то они являлись результатом очаговых раздражений коры головного мозга спаечными процессом при рубцевании зон омертвений (ишемий) разных участков мозга, что было подтверждено при аутопсии» (Лопухин, 1997: 11–12, 26, 29).

«Симптоматика болезни Ленина более походит на сифилис сосудов мозга, чем на прогрессивный паралич. Диагноз профессора Штрюмпеля, неопубликование микроскопического исследования мозга и подбор врачей (Штрюмпель, Бумке, Ноне и Осипов), а также множество косвенных данных делают сифилис гораздо более вероятным, чем артериосклероз. Отсюда следует, что советские органы фальсифицировали диагноз и результаты вскрытия» (Арутюнов, 1999: 512).

 «По ряду косвенных признаков Ленин знал о неблагополучии со своими нервами. Так, в его ранних бумагах обнаружены адреса врачей по нервным, психическим болезням, которые проживали в Лейпциге в 1900 году. Несколько лет после октябрьского переворота, насыщенных драматизмом революционных событий, форсировали у вождя болезнь мозга и нервов. Особенно это стало заметно с весны 1922 года» (Волкогонов, 1994b: 326).

«Обиженный Лениным Вацлав Воровский[4] в несдержанном разговоре с итальянским министром графом Сфорца ни с того, ни с сего вдруг выпалил: — Нами руководит немецкий школьный учитель, которого сифилис одарил несколькими искрами гения прежде, чем убить его» (Брусенцов, 1993: 178).

(1923 г.) «С начала марта периодически обнаруживаются у Владимира Ильича припадки почти полной афазии: больной может произносить только несколько оставшихся в его речевом лексиконе фраз... Около 22 июня начинается новое и последнее обострение болезни, которое продолжалось около месяца. У него было в то время состояние возбуждения, были иногда галлюцинации, он страдал бессонницей, лишился аппетита, ему трудно было спокойно лежать в постели, болела голова, и он только тогда несколько успокаивался, когда его в кресле возили по комнате» (Гусляров, 2004: 461, 464).

 «...Ленин едва ли не самый первый в Советском Союзе человек, которому из политических соображений власти поставили диагноз психической болезни» (Буянов, 1993: 3).

«Мы всё уничтожим и на уничтоженном воздвигнем наш храм! И это будет храм всеобщего счастья!» (В. И. Ленин).

 

Психопатоподобные нарушения Ленина сыграли печальную роль не только в его собственной судьбе, но отразились и на особенностях государственной деятельности. Явные психотические расстройства, появившиеся в начале 1922 года можно не принимать во внимание, так как в это время Ленин уже был de facto отстранён от власти. Бóльший интерес представляет влияние патохарактерологических черт вождя на его деятельность до 1922 года. Мы видим эмоционально очень неустойчивого человека, настроение которого колебалось (возможно, в рамках циклотимии) от «состояния ража, бешенства, неистовства» до «явного увядания и депрессии». Эти аффективные нарушения вполне могли послужить причиной как «раскола русской социал-демократии», так и отличающихся чрезмерной жестокостью и беспощадностью декретов в первые революционные годы. Причины эмоциональных расстройств Ленина коренились в отягощённой наследственности, в психопатологической структуре личности и, безусловно, в прогрессирующем органическом поражении головного мозга. Не обладай Ленин столь своеобразной личностью, реки истории разных стран продолжали бы струиться по своим традиционным руслам. Кстати, некоторые современные авторы (Овчинников, 2001) считают, что по численности профессиональных революционеров и террористов России нет равных среди других государств.