Психопатии, обусловленные искаженным развитием

НЕВРАСТЕНИЧЕСКИЕ ПСИХОПАТЫ

Вместе с астениками и психастениками они, по Ганнушкину, составляют группу астеников в широком смысле. («Астения» в переводе с греческого — слабость, «неврастения» — нервная слабость.) Объединяет всех астеников астеническое состояние, в котором одни из них находятся постоянно, а другие отличаются значительной к нему склонностью.

Астеническое состояние — коротко говоря, раздражительная слабость, проникнутая вегетативными расстройствами; единство двух противоположностей: раздражительности и слабости. Если тугая эпилептоидная раздражительность не содержит истощаемости, а стремится вылиться, закончиться в каком-либо гневно-агрессивном акте, если циклоидная раздражительность растворяется без остатка в освежающих циклоида выразительных движениях, то астеническая раздражительность всегда одновременно есть в какой-то мере истощаемость (слабость) и, наоборот, астеническая истощаемость содержит в себе больше или меньше раздражительности.

Если в раздражительной слабости преобладает раздражительность, то она сказывается в несдержанности, слезах, капризной чувствительности к обычным звукам, свету. Иногда астеническая раздражительность усиливается до гнева с нервной дрожью, «рукоприкладством», оскорблениями, но, быстро истощившись, такой человек горько жалеет о том, что произошло, впадает в самообвинение, рыдает и т. д. Тем не менее оскорбление может быть жестоким, подобно, например, тому, как неврастенический Иванов в одноименной драме Чехова кричит жене: «Так знай же, что ты... скоро умрешь... Мне доктор сказал, что ты скоро умрешь...» И тут же, хватая себя за голову: «Как я виноват! Боже, как я виноват! (Рыдает)».

Раздражительность проявляется и в бессоннице, в блестящем, напряженном взгляде, нервных суетливых движениях. Неврастенический психопат с преобладанием раздражительности обычно гораздо менее симпатичен людям, чем неврастенический психопат с преобладанием слабости (истощаемости). Последний вял, сонлив, испытывает постоянную усталость, кажется, с трудом волочит свое тело, говорит слабым голосом, часто замолкает, потому что устает говорить, не справляется от истощаемости с обычной работой.

И тем, и другим неврастеническим психопатам свойственны вегетативные расстройства — нарушения того отдела нервной системы, который руководит непроизвольными (не зависящими прямо от нашей воли) движениями в организме –движениями сосудов, сердца, желудочно-кишечного тракта и т. д. Весьма часты здесь головные боли (обыкновенно это боль в виде ощущения надетой на голову шапки), сердцебиения, поносы, запоры, половая слабость, легкая укачиваемость в транспорте до рвоты и т. д. Так называемые «невроз сердца» и «невроз желудка» — обычная здесь вещь.

В остальном личность таких больных не отличается болезненной сложностью: сквозь раздражительную слабость нередко явственно проглядывают общительность, доброта, практичность, естественность, принципиальность, трезвая романтичность без широких взглядов, психологической тонкости и нравственных исканий. Нередко они отличаются налетом инфантилизма, но редко застенчивостью и стеснительностью.

Здоровые люди с подобным характерологическим рисунком в тягостной для них психотравмирующей обстановке могут заболеть неврастенией — неврозом, основу клинической картины которого составляет астеническое состояние. И в случае неврастении, и в случае декомпенсации неврастенической психопатии существо душевной (психологической) защиты сказывается уходом от трудностей в раздражительную слабость с вегетативными дисфункциями: либо от нападения человек бессознательно «отбивается» больше истощающейся раздражительностью, либо больше уходом в слабость-беспомощность с раздражительной напряженностью, либо все вперемешку.

Телосложение чаще астеническое: с узкой грудной клеткой, узкими плечами, высоким или средним ростом без заметных скоплений жира. Неврастенический психопат особенно тяжел людям своей раздражительностью. Если среди малознакомых или среди людей, которым неврастенический психопат вынужден подчиняться, он еще сдерживается, то домашним (особенно в усталости после рабочего дня) достается обычно крепко.

Например, неврастеническая женщина может бросить на пол сумку с продуктами (без всякой истерической демонстративности), ударить тортом в авоське об стену и т. д. С истощающейся злостью в голосе она обвинит мужа в том, что он ей совершенно не помогает (на самом деле это вовсе не так), что у нее нет ни приличных туфель, ни одного приличного платья (это тоже неправда), что муж никогда не сказал ей ни одного доброго, ласкового слова, а только оскорблял и унижал (это уж клевета совершенная). И такого еще наговорит мужу и детям, что, кажется, уже невозможно никак после таких жутких слов жить вместе. Но через каких-нибудь десять минут все уже схлынуло с нее, и теперь ей и стыдно, и неприятно, что наговорила такое.

Астеническая (неврастеническая) раздражительность своим последующим раскаянием и самообвинением, понятно, гораздо симпатичнее раздражительности истерической или эпилептоидной, где обычно нет ни признания своей неправоты, ни искреннего самоосуждения. Потому и простить неврастеническому психопату его раздражительность проще, легче: надо только проникнуться убеждением, что сказанное этим человеком в раздражении не есть сказанное всерьез, как бы сильно это ни было сказано.

Неврастеническому психопату не стоит лечиться самостоятельно, особенно лекарственными препаратами. Если настои корня валерианы и травы пустырника еще сравнительно безопасны, то различные психотропные таблетки, принимаемые без назначения врача, не так уж редко делают неврастенического психопата еще и токсикоманом. Лечебная гимнастика, купания, всяческие закаливающие процедуры, как и сеансы гипноза, без сомнения приносят пользу. Но особенно важно помочь неврастеническому психопату так устроиться в жизни, чтобы дела его, служебные и домашние, были по возможности интересны ему, увлекали его.

АСТЕНИЧЕСКИЕ ПСИХОПАТЫ (АСТЕНИКИ)

Здесь склонность к астеническому состоянию сочетается с постоянным болезненным астеническим характерологическим конфликтом — конфликтом между ранимым, чувствительным самолюбием и преувеличенным ощущением собственной малоценности, неполноценности. Это повышенное чувство своей недостаточности и ранимость существуют друг в друге как слабость и раздражительность и являются, по существу, психологически усложненными слабостью и раздражительностью.

Астеники (в узком смысле слова) гораздо больше страдают от этого характерологического душевного конфликта, нежели от раздражительной слабости с вегетативными расстройствами. Они душевно богаче, сложнее, тоньше неврастенических психопатов. Чувство недостаточности тянет их в спокойный угол жизни, но спрятанная в этом чувстве обидчивость, уязвленное самолюбие дают себя знать, и ощущение собственной несостоятельности тогда еще острее.

Чувство несостоятельности, неполноценности выражается застенчивостью (стремлением как бы спрятаться за стену от трудностей жизни), нерешительностью, тревожной мнительностью, робостью, стеснительностью, трусоватостью, совестливостью. Ранимость астеников сказывается и в высокой, яркой их впечатлительности: они нередко падают в обморок при виде крови, гибели животного под электричкой и т. п., со страхом и выразительной отчетливостью вспоминая потом эти картины. Грубоватое слово жены может нанести астенику душевную рану, не заживающую месяц и больше.

В то же время астеники не отличаются склонностью к глубокому размышлению, анализу, подробным сомнениям. В них больше поэтической мечтательности (наивной или практичной), нежели рассудочности и духовности. В произведениях астенических писателей нередко звучит нежно-юношеская задушевность, романтически-инертная тяга к старине, к своему «гнезду», в котором вырос, тонкая душевная естественность, потребность выговориться без всяких недомолвок. Но, в отличие от есенинской натуры, все это проникнуто глубокой, стойкой застенчивостью и ранимостью.

Тонкая характерологическая астеничность не уживается ни с шизотимической отстраненностью от земного, ни с ювенильной неустойчивостью, ни с фальшью. Астеники, как и неврастеники, нередко в раздражительной суетливости, в острой чувствительности делают как-то все некстати, подобно чеховской Раневской, которая дает из жалости нищему золотой, когда слугам дома есть нечего.

Как и неврастеники, астеники отличаются нередко тонкими гастрономическими переживаниями и острой сексуальной чувственностью. Нередко они удовлетворяются небольшими радостями жизни, так, чтобы жить тихо, мирно, ласково, ничем не выделяться. Обычно очень любят животных. Не могут пройти спокойно мимо бездомной кошки, собаки с пораненной лапой. Жалостливые, они сравнивают себя, неполноценного, с несчастным или больным животными — оттого жалеют, любят животное еще сильней, даже мучительней.

Остро впечатлительные, они совершенно теряются при маломальской опасности. Так, женщина, увидевшая кровь у своего упавшего во время игры малыша, в ужасе закрывает лицо руками и беспомощно садится.

Душевная защита обнаруживается здесь в виде онемения, окаменелости души, позволяющих трезво действовать в беде или опасности.

Астеник нередко в случае неприятностей, даже мелких, приходит домой с душевной напряженностью, не может больше ни о чем думать, бесконечное число раз «проигрывает» в своем воображении случившийся конфликт. Ночью в бессоннице все это пронизано особой яркостью и остротой. Иногда астеник, попробовав выпить спиртного, отмечает, что ему сразу же делается легче на душе, и встает на опасный путь смягчения напряженности алкоголем.

Астеники довольно легко, быстро делаются алкоголиками даже от необильных, но частых (несколько раз в неделю) выпивок. Об этом должны знать и они, и их близкие.

Иногда робкий астеник, особенно в юности, например, в отношениях с женщинами «петушится», не вполне осознанно играя свою противоположность («нахал от застенчивости»), но астеническое жало довольно быстро дает себя знать острой застенчивостью и дрожью внутри напускной «наглости».

Бывает, что астеник даже сплетничает от чувства неполноценности, чтобы удивить кого-то новостью, показать, что и он может сказать нечто интересное, то есть пытается и таким образом хоть как-то утвердиться. Но встречаются и угрюмо-неразговорчивые астеники, крайне осторожные на слова.

Всякая житейская неприятность удручает астеника, он «раскисает» А если заболевает какой-то болезнью, даже пустяковой, то уже тревожится, что умрет или возникнет «страшное» осложнение.

Для астеника трудна вообще какая-либо перемена в его жизни, что-то новое. Ему трудновато знакомиться с людьми, ему неприятно, когда вдруг меняется план дня, который сложился уже в его голове, даже если распорядок жизни нарушается чем-то радостным (приехал, например, неожиданно человек, которого он любит, и т. д.). Особенно мучительно астенику, если он подозревает, что кого-то стесняет своим присутствием, кому-то в тягость.

Астеник вообще чрезвычайно подозрителен, но его подозрительность, в отличие от эпилептоидной, легко вспыхивает и быстро гаснет, если жизнь, люди показывают ему, что нет оснований для этой подозрительности. Тогда астеник тут же раскаивается в своей подозрительности, ругает себя за это. Эпилептоид же, как уже сказано раньше, даже если жизнь наглядно ему доказывает, что он неправ в своих подозрениях, все-таки не прощает человеку, если подозревал его в чем-то, не раскаивается в напрасных подозрениях, а прячет их глубоко в душу до поры до времени.

Астеник, как и неврастеник, конечно, должен сдерживать свою болезненную раздражительность в домашней и служебной жизни. Немало разводов, семейных драм обусловлено тем, что человек не мог примириться с капризно-злой раздражительностью близкого ему астеника, хотя вся эта раздражительность через час выветривалась и оставались лишь астенически-характерологическая нежность и мягкость.

Надобно знать, что астеническому и неврастеническому человеку следует отдыхать гораздо больше, чем здоровым людям.

Болезненная застенчивость и ранимость астеника особенно тягостны в юношеском возрасте. Созревающая сексуальность и юношеская романтичность обостряют ранимость, застенчивость, возникает обычно в это время астеническая боязнь покраснеть, оказаться в смешном положении и т. д. Астенические юноши и девушки нередко и курить начинают, чтобы хоть за сигарету держаться в обществе (а то куда же девать руки?), чтобы делать вид, что заняты чем-то, и не привлекать внимания своей неловкостью и растерянностью, чтобы защитно окутывать себя пеленой сигаретного дыма.

В зрелые годы неудобная характерологическая астеничность несколько смягчается, но в годы пожилые и даже старческие тревожность острее еще более затруднено приспособление к каким-то переменам. Например, астеническая бабушка тревожно ворчит, когда вообще кто-нибудь куда-нибудь уходит из дома хоть на час, всех бы «держала на привязи», никуда бы не выпускала. Не проходит и получаса, а она уже начинает ждать, с тревогой высматривая внука или сына из окна или у калитки.

При всем этом астенические психопаты многим людям глубоко симпатичны своей обостренной нравственностью, тревогой за близких, мягкостью и добротой. Их собственные глубокие, болезненные переживания, думается, несравнимы с теми чаще несерьезными неприятностями, которые они приносят близким.

ПСИХАСТЕНИЧЕСКИЕ ПСИХОПАТЫ (ПСИХАСТЕНИКИ)

«Психастеник» — в переводе с греч. — душевно слабый. Как и неврастеники, астеники, склонны к астеническим состояниям.

Как и астеник, психастеник наполнен постоянным конфликтом ранимого самолюбия с чувством неполноценности. Вообще психастеник по своей добросовестности, мягкости, обостренной нравственности, застенчивости, вегетативной неустойчивости весьма напоминает астеника. Однако застенчивость, стеснительность, робость, нерешительность психастеника проникнуты болезненным размышлением, самоанализом. Постоянные размышления психастеника о смысле жизни построены на густых сплетениях въедливых психастенических сомнений.

Здоровое, трезвое сомнение, свойственное, например, и сангвинику, — превосходный и полезный человеку психический акт, помогающий в одном случае уберечься от опасности, в другом — не согласиться с общепринятым мнением и внести свою, живую мысль в дело. Но болезненное психастеническое сомнение, хотя во многих случаях также несет в себе творческую силу, работает и тогда, когда нет оснований сомневаться и раздумывать, как показывают жизнь, практика дела.

Например, человек сомневается, не является ли легкое неприятное ощущение в спине признаком какой-либо тяжелой болезни. Размышляя над этим, ощупывая свою спину, разглядывая ее в зеркало, человек тратит на это массу времени совершенно напрасно, так как ничем не болен.

Конечно, может случиться, что психастеник обратит внимание на действительный ранний, едва заметный признак серьезной болезни, подобно тому, как эпилептоидный ревнивец окажется реально прав в своих сверхценных подозрениях. Однако случаев таких — капля в море по сравнению с громадными болезненными затратами энергии и времени.

Медицинские учреждения разрушились бы от обилия пациентов, не хватило бы врачей, если б все люди вот так прислушивались к каждому своему ощущению. Только потому, что подавляющее большинство людей живет в соответствии с интуитивно ощущаемой, трезвой маловероятностью беды, этого не происходит.

Болезненное сомнение психастеника лишь внешне похоже на астеническую мнительность. Мнительность (от слова «мнить» — казаться) — есть склонность преувеличивать опасность. Ипохондрическая реакция, основанная на мнительности, — психологический момент преимущественно эмоционального характера, а потому не стойкий, и, как росток без корней, довольно легко изгоняется ободрением, внушением. Болезненное же сомнение — образование преимущественно мыслительное, то есть проникнутое вопросительным размышлением, имеющее логический корень, и, значит, исчезает оно также благодаря лишь логическому, информативному разъяснению, разубеждению в его необоснованности. В этом смысле и психастеническая боязнь покраснеть есть не мнительность, а боязнь с вегетативным выражением (расширение сосудов лица), основанная на тревожном размышлении — например, о том, что, могут-де подумать, покрасневший неравнодушно относится к тому, перед кем покраснел, и т. п.

Болезненные сомнения ипохондрического содержания особенно часто возникают у психастеников, имеющих дело с медициной, читающих медицинскую литературу. Чем разнообразнее и поверхностнее медицинские знания психастенического человека, тем, естественно, больше у него ипохондрических сомнений.

Особенно тягостны ипохондрические реакции у психастенических студентов-медиков. Например, остается такой студент на весь день дома готовиться к экзаменам или сделать какую-то другую важную работу и не может никак приняться за дело, так как возникают опасения: не увеличились ли у него лимфатические узлы (вдруг белокровие?), нет ли в полости рта какой язвочки (вдруг рак?), не увеличилась ли печень и т. д. Он бесконечно себя осматривает и ощупывает — и, конечно, находит что-нибудь для себя неясное, а значит, подозрительное в смысле «страшной болезни», бросается искать в медицинских книгах, чтобы таким образом разрушить свои ипохондрические сомнения.

Стоит психастенику заболеть какой-нибудь даже самой пустячной физической болезнью, как он не находит себе места, тревожно подозревая самое страшное, совершенно измучивая себя и своих близких. Помочь ему возможно убедительным разъяснением, что нет никаких оснований думать о страшном, то есть надо разрушить его ипохондрические сомнения. Лучше, если это сделает врач, построив разъяснение на внимательном осмотре и анализах. Болезней же заведомо не опасных для жизни, не «позорных» (когда он убежден в этом) психастеник, как правило, не боится и даже может их порядком запустить.

Психастенические болезненные сомнения, лежащие в основе психастенических переживаний, сцепляющиеся в глубокий, едкий самоанализ, имеют своим содержанием обычн